Как много слёз было пролито в моём кабинете о своей неидеальности. Так хочется быть хорошей девочкой. Так хочется не иметь плохих чувств и плохих мыслей. Чтобы любили. Чтобы всё было правильно.

Л. занимается йогой. И там преподавательница не пьёт, не курит, не занимается сексом, т.к. это низменные инстинкты и низкие вибрации, ещё она сыроед и мягко переходит на питание праной. Л. рассказывает о своей училке, и я уже почти вижу нимб над училкиной головой.

Я говорю Л., что меня почему-то тошнит от её святоши. Как-то очень пресно и скучно. И совсем не про жизнь. Разве что про загробную ) Но вполне возможно, это мои проекции…

Л. говорит о том, что ей мучительно больно иногда ловить себя на зависти. Ведь это так плохо. Так не духовно. Так низко.
Я спрашиваю:
— А чем тебе так уже мешает твоя зависть?
— Ну, мешает.
— Мешает что? Ходить на работу и хорошо делать там дела мешает?
— Нет.
— Есть-пить мешает?
— Нет.
— Спать?
— Нет.
— Быть женой, подругой, сестрой, матерью мешает?
— Нет.
— А сколько времени длится твоя зависть? В день.
— Ну, минут пять.
— И что такого ужасного делают с тобой эти пять минут?
— М-м-м…ну, ничего такого ужасного.
— Так в чём же проблема?
— Ну…получается…ни в чём…бред какой-то…
— А кому завидуешь-то? И чему? Всем-всем подряд?
— Нет. Завидую, когда у женщины есть свободное время на чтение книг не по работе. Вот вчера сидела в кафе с отчётами, ела-пила-редактировала одновременно, а за соседним столиком сидела девушка, расслабленно так потягивала кофеёк и листала томик древнегреческой философии. И я обзавидовалась.
— Ты можешь посмотреть на свою зависть как на компас? Она просто показывает тебе, чего тебе не хватает. По тому, что ты рассказала, я услышала, что тебе не хватает отдыха, релакса и немного занятий для души.
— Да. Это так.
И дальше был уже другой разговор. Мы вырабатывали стратегию и тактику реализации этих её потребностей.

И для меня это и есть свобода – узнать себя, принять то, что ты в себе рассмотрела, сделать это топливом своего движения по жизни и осознанно встроить это в свою систему так, чтобы не только не мешало, но ещё и помогало.

Л. немного недоверчиво это всё слушает. Интересно, конечно. Но в книжках про духовный рост свобода выглядит немного по-другому.

И как пример я рассказываю ей про своё говно. Использую себя как учебный материал)

Мама моя была не тактильной женщиной. Её главным языком любви была фактическая забота обо мне. Она любила меня всей душой и заботилась обо мне изо всех сил. Разрываясь на нескольких работах, в перерывах между ними готовила-убирала-стирала, водила меня очень далеко в гимназию, лучшую в городе, потом в музыкальную школу, лучшую в городе, а брата на спорт. Я чувствовала, впитывала и отражала её любовь, она стала импульсом жизни в самом сердце моего существа, точкой опоры, почвой под ногами на всю дальнейшую жизнь. Но — она любила меня на своём языке, а мне надо было — на моём. Мне нужно было, чтобы меня тискали, как тёпленького пушистого щеночка. А музыкальная школа мне была не нужна.

Нехватка эмоционально-телесного контакта с мамой в далёком детстве породила в моей душе страх отверженности и глубинную боль «я плохая» (почему меня не обнимают?), которая скомпенсировалась стремлением быть лучшей. Как будто если я стану самой умной, самой успешной, самой крутой – тогда мама меня будет гладить и целовать. И всю свою жизнь я была лучшей. В 5 лет я бегло читала. В первом классе у меня была лучшая память, только мне доверяли запоминать огромные куски текста для школьных праздников. Потом в моей школе научились измерять IQ. Ну, понятно, да, у кого он был самый высокий? ) В 8 лет я свободно говорила на английском, как на русском. Везде у меня были сверхспособности. Моя мама пачками складывала в шкаф грамоты за первые места по рисованию на каких-то там городских конкурсах. Я не умела жить по-другому. Быть самой лучшей, первой, крутой. Самой умной. Самой выдающейся. Чтобы она заметила мои старания, мои таланты и успехи — а после этого в награду прижала к себе и погладила по голове. 

Ну, и выросло, что выросло: недоласканный и недоцелованный нарцисс. В набор моей души вошли страх своей ничтожности и отверженности, острая потребность в близости, зависть, гнев и депрессия, а также стремление стать великой и всемогущей. И с такой пиздец комбинацией хорошо бы просто удавиться на первой берёзе. Правда в том, что так сложился рисунок моего внутреннего мира. И выкинуть его или заменить другим уже не получится. Как и цвет глаз, черты лица, телосложение. Так что же делать?

Адаптировать каждую какашку так, чтобы она стала навозом, т.е. лучшим удобрением) В этом и заключается свобода – от себя, от судьбы, от прошлого, от обусловленности, от предопределённости, от безысходности, от ограничений.

Свою тревогу отверженности, ничтожности и стремление стать всемогущей я направила в профессиональный рост. Они являются той энергией, на которой я хожу на семинары, собираю знания из всех доступных источников, придумываю новые техники и методики, вовсю креативлю и развиваюсь. И мне хорошо в этом. И ещё именно они сильно развили моё чувство юмора. Ну, правда, не ржать над своей наполеонистостью невозможно. Когда я слишком уж раздуваюсь от своей значимости, я кричу: «Я человек-торт!!!» И так смешно становится, и так легко.

Острая потребность в близости сделали меня хорошим другом, чутким, внимательным, любящим и заботливым. Я боюсь потерять близкого человека, я дорожу, я ценю. Они сделали меня хорошей дочерью. Я очень вкладываюсь в мои отношения с родителями. И это не формальное исполнение дочернего долга. Это искренне. От души. Это выросло из любви и большой ценности для меня той близости, открытости и доверия, которые я обрела, наконец, в отношениях и с мамой, и с папой. И мне хорошо в этом.

Зависть – это вообще мой компас. Я отслеживаю, чему я завидую, и это даёт мне мощные инсайты о том, какие мои глубинные потребности не полностью удовлетворены. И я придумываю способы и ищу возможности удовлетворить их. И мне хорошо в этом.

Мои депрессивные дни тоже стали моим ресурсом. В эти дни я запираюсь дома, отключаю телефон. И весь день валяюсь в постели. Читаю книги. Смотрю фильмы. Сплю. За эти несколько дней в месяц я перезаряжаю свою энергетическую батарейку – и снова выхожу в мир, свеженькая, отдохнувшая, с сияющими глазами. И мне хорошо в этом.

Мой тактильный голод и кинестетическая нереализованность привели меня в сексологию. В горячо любимую профессию, в которой я стала, без ложной скромности, суперпрофессионалом. Вначале решила свои проблемы — потом стала помогать другим.

Мой гнев стал управляемым, мы подружились ). Он стал топливом для достижения новых целей и покорения новых вершин. Когда юной Светлане Хоркиной авторитетный тренер сказал, что ей нечего делать в гимнастике, в порыве гнева она закусила губу и пообещала себе стать олимпийской чемпионкой. Что из этого вышло — мы все хорошо знаем.

Ну, просто я поняла. От себя не убежишь. Вычеркнуть, выбросить, вырезать – ничего из себя невозможно. Можно только разобрать хаос и из тех же кирпичиков пересложить новую структуру. Компоненты всё те же. А вкус жизни другой. Вкусный вкус ) И в этом моя свобода. И в этом моя мудрость.

Может быть, это и есть просветление? ) Или это просто результат хорошей терапии? Или и то, и другое одновременно? Не знаю. Да и какая на фиг разница…

P.S. Удивительно, как люди меняются со временем и опытом. Сегодня при каждом расставании и прощании, пусть даже до завтра, мама протягивает ко мне свои ласковые руки. И мы обнимаемся. Спустя 30 лет…

Настя Михеева, психолог-сексолог г. Москва.
© Настя Михеева, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.