Спасибо за жизнь

Меня воспитывали уникальным образом. Никаких запретов и ограничений. Никаких «нет» и «нельзя». Никаких границ. Да-да, вы правильно поняли – никаких границ, от слова «совсем».

Можно было всё. Всё позволено. Всё разрешено. За любой поступок, проступок, косяк, странность и пробу мира на вкус любым способом, в том числе деструктивным – безмолвное принятие.

Изрисовала обои в арендованной (читай – чужой) квартире, а денег на ремонт у родителей нет – никто не наказывает, не ругает, не читает морали, не объясняет, что такое «хорошо» и что такое «плохо».

Это странное воспитание, да. Все психологи, особенно детские, могут возопить: «Как же так! Надо было отделить поступок от личности. Надо было объяснить девочке, что она хорошая, а поступок её плохой, он приведёт к таким-то проблемам и негативным последствиям».

Но у моих родителей был какой-то особый подход )

Советское время. Шторы – дефицитные. Я вырезала из них зверушек – верблюдиков, пингвинчиков, лошадок. И ничего.

Та же арендованная квартира. Семья еле сводит концы с концами. Мама – учительница, папа – военный. Мне стало интересно узнать, как далеко может летать тапок и насколько он тяжёл при взаимодействии с другими предметами. Итог – разбитая хозяйская люстра. И ничего.

Девочка в песочнице меня обидела. Я её ударила по лицу железным совочком. Девочка плакала и зажимала рукой красный рубец. Был скандал. Родители девочки орали на мою маму. Мама стояла и молча их слушала. И не сказала мне ни одного слова. И вот здесь начинается магия. Она давала мне свободу самой сделать – свои выводы – о своих поступках. Она меня не воспитывала. Она меня просто любила и тотально доверяла той силе внутри меня, которую можно было бы назвать мудростью души. Она доверяла тому, что эта мудрость сама, без внушений и обстругиваний Буратино, разберётся, как надо жить. И эта сила училась сама разбираться.

Девочка плакала. Зажимала щёку. На детской площадке стоял ор и вой. Все бегали. Кричали на мою маму и осуждали её. Она переживала всё происходящее. Я стояла и наблюдала. Больше я никогда не обижала детей.

Услышав, как хозяйка квартиры ругает мою маму за обои и лампу, я больше никогда не портила чужое имущество. В моей голове что-то сходилось. Я сделала поступок, за который маму ругают. А она меня не ругает, она принимает удар на себя. И я буквально каждой фиброй души ощущала это родительское благословение – тотальную любовь, абсолютное принятие, абсолютное доверие. И эта любовь разворачивалась во мне особым образом. Любовью к жизни. Это важно. Ведь тотальная свобода, которую мне давали и к которой приучили, всегда может развернуться и против: свободой убивать, свободой причинять вред себе и другим, свободой творить зло. На то она и свобода! Но – нет. Если свобода идёт в связке с любовью и доверием, то эта любовь, наполнив и переполнив душу, начинает изливаться в мир. А если ты любишь, ты уже не можешь причинять вред.

Говорят, только ответственность может гарантировать свободу как благо. Верно. Но ответственность – не сама по себе, она не первична, она вырастает из любви к себе, людям и миру. Если любишь – начинаешь учиться заботиться. Из этой заботы и формируется ответственность.

У меня появилась странность года в 4. Мир предметов и объектов я уже изучила. Пришло время изучить людей. И я стала ходить по гостям. Одна. Прихожу в любую незнакомую квартиру, стучусь – и стою на пороге. Молча. Мне открывают дверь. Куча вопросов – кто я, откуда, потерялась ли, и где мои родители. Я просто стояла на пороге и молчала. Обнимая свою куклу невесту, в своей вязаной шапке будёновке с длинными гуфи ушами. Меня пускали в квартиру. Я проходила. Разувалась. Бродила по квартире, рассматривала всякие интересные вещи, играла с игрушками, если они были, меня кормили )) – и в какой-то момент я неожиданно собиралась домой и уходила, покидая изумлённых хозяев квартиры. В день я совершала несколько таких визитов. Мама моя бегала по району, расспрашивая всех, не видели ли они девочку с куклой невестой в шапке будёновке с длинными гуфи ушами – ей добрые люди говорили, куда я пошла, и на какой-то тропинке-дорожке мы всегда с ней случайно встречались. Она просто брала меня за руку и вела домой. Да, она волновалась, да, она искала. Но я ни разу не получила от неё никакого осуждения, критики, бранного слова и нравоучения. Молча брала меня за руку и вела домой. Она доверяла моей интуиции. Если я почувствую дурного человека – я не пойду к нему в квартиру. Она доверяла тому, что я сама научусь разбираться в людях. И я научилась. Именно тогда. И с тех пор у меня нет барьеров в общении с любыми людьми. Все люди братья. Нет никаких вертикалей, дистанций и субординаций. Любой, кем бы он ни был, хоть президентом Вселенной, мой друг. Это стало важной особенностью. Я общалась всегда как с друзьями со своими работодателями и научными руководителями, и никогда не боялась людей, какого бы статуса, должности и важности они ни были. Ведь в гости в свои четыре года я ходила ко всем ) И сколько чаю с пирожными было выпито с ними )

Конечно, в подростковости были всякие-разные исследования мира. И пьянки, и разгульный-загульный образ жизни, и утро, начинающееся с виски, и гашиш. Но внутри меня уже было это нечто – любовь, доверие, принятие. Этот родительский оберег. Поэтому я, в поисках границ жизни и смерти, добра и зла, счастья и страдания, чёрного и белого доходила до них и всегда оставалась по эту сторону. Доходила – сама – до своих границ. Не маминых. Не папиных. Не чьих-то ещё. До своих собственных. Делая собственные выборы. Собственные ошибки и выводы.

Помню, я хотела попробовать какую-то наркоту. И – в это трудно поверить – я попросила маму побыть моим ситтером. Т.е. я честно сказала, что я боюсь сдохнуть, вещество новое, и дозировки не известны, и просить мне больше некого, и не может ли она посидеть со мной, когда я буду под кайфом, и понаблюдать за мной, чтобы если что, вызвать мне скорую. Это же просто пиздец какой-то! Я бы на месте моей мамы просто взорвалась от этого пиздеца. Я бы отказалась наотрез. И наорала. И послала, куда подальше. И сказала бы: «Хочешь подыхать – подыхай без меня. А я в этом не участвую!» Но это я, дура, так бы поступила. А моя мама – она другая, она инопланетянка. Она совершила материнский подвиг любви, доверия мне и принятия любой меня. Она – согласилась…Её глаза выражали всё: страх за меня, печаль, тревогу, ужас, текли слёзы, и материнское сердце сжималось от понимания того кошмара, через который ей предстояло пройти. Но не осуждало, не ругало, не критиковало. Я смотрела в её глаза. Я впитывала в себя её любовь. Я охуевала от её безграничной доброты. И я не могла это предать, я не могла причинить боль этому человеку. Тема с наркотиками была закрыта навсегда. Разве может химический кайф быть круче кайфа такой любви. Нет, любая химия — это просто жалкая поебень по сравнению с маминой любовью, и эта жалкая поебень была мне больше не нужна.

Я обокрала центральную городскую библиотеку. Очень хотелось вдоль и поперёк изучить эти книги, которые было не купить. Пришли в школу. Хотели выгнать. Скандал горел нереальный. Позорили меня направо и налево. Мама ходила в школу. Ходила в библиотеку. Компенсировала убытки. Она каждую секунду свято верила в то, что я хороший человек, а ошибки все делают. Она верила в меня. И – нет – я не была хорошим человеком. Я им постепенно становилась, потому что в меня безоговорочно верили. Я перестала воровать. Честность и порядочность выплавлялись во мне из веры моей мамы в то, что я, чёрт побери, хороший человек. Это странно, но даже ложь, обычная бытовая ложь ушла из моей жизни. Говорить правду, поступать честно, держать слово, выполнять обещания стало так же естественно, как дышать.

Удивительно, но вот эту редкую манеру воспитания поддерживал и папа. У него было своё выражение любви ко мне. Он взращивал во мне красоту. В те времена книги были дефицитом, а он отыскивал огромные глянцевые стокилограммовые альбомы живописи и фотоальбомы и часами изучал их со мной. В пять лет я знала сокровища всех мировых музеев. Бегло читала – и читала много, папа научил. Он купил мне лучшие коллекции сказок народов мира. Я даже не представляю, сколько сил ему пришлось вложить, чтобы в эпоху лютого дефицита всего, и книг в том числе, найти для меня эти книги. С тех пор книга – мой фетиш, моя главная эрогенная зона. И мы листали и снова листали эти страницы. И обсуждали. И придумывали к каждой странице свои истории. Мы думали, размышляли, вместе искали ответы. Почему у невесты на картине «Неравный брак» такое грустное лицо, а у старика такое надменное, и что там за молодой человек стоит в углу, и почему у него такое отчаяние и безысходность в глазах. Зачем и куда дети тянут эту бочку на картине «Тройка», и кто это толкает её сзади, и что выражают глаза старшей девочки, и почему мальчик так сгорбился. Папа показывал мне мир через эти истории. В них было страдание, отчаяние, боль. И уже тогда папа дал мне и свой оберег. Принятие страдания, отчаяния, боли, несправедливости – жизнь всё равно стоит того, чтобы жить. Что бы ни случилось и что бы ни происходило. И он листал фотоальбом с потрясающими видами природы. И я не забуду это никогда. Снег, прозрачная корочка льда на тёмной земле – и фиолетовый цветок сон-травы, пушистый, космический, в лучах первого весеннего солнца. Каждый день заворожённо я смотрела на эту фотографию. Воплощённая красота жизни. Я впитала её. Это дар моего отца. Это любовь к жизни, несмотря ни на что. Это возвращение к солнцу из любых снегов. Это возрождение пушистым нежным цветком после любой зимы. Это ожидание солнца и готовность распуститься ему навстречу в любой ночи. Это солнце внутри.

Я не знаю, правы ли были мои родители, давая мне тотальную свободу. Правы или нет – я кланяюсь им в ноги за этот подарок. Благодаря ему у меня нет знания о том, что есть какие-то пределы человеческих возможностей. Захотела написать и издать книгу – написала и издала 6 книг по йоге, без размышлений о том, есть ли у меня литературные способности, и что я могу сказать людям, и нужно ли им моё слово. Захотела сделать кору вокруг Кайласа – поехала в Тибет и сделала, и внешнюю, и (случайно) внутреннюю, без сомнений, а хватит ли физической формы, а не опасно ли это, а, может, повременить. Захотела тату на лице – сделала, без мозгоёбства, что подумают люди и как я буду выглядеть в старости. Зачем мне люди, которые подумают обо мне плохо, мне с ними просто не по пути, и какая разница, как в старости выглядит счастливый человек. Захотела поставить свой спектакль – взяла и поставила его в «Театре Луны», без мудрствований лукавых, смогу ли без режиссёрского образования, не опозорюсь ли, и вдруг получится говно. Кстати, получилось как раз оно ) Свобода включает в себя и свободу проходить сквозь говно, отряхиваться, мыться и идти дальше. Распускаться лепестками сон-травы навстречу весеннему солнышку. Ведь мир полон красоты. Ведь в душе любовь. Ведь есть обереги от мамы и папы – их вера в меня. Вера в то, что я обладаю достаточной мудростью и силой, чтобы стать счастливой. И у меня из ниоткуда появилась эта мудрость и сила. И я стала счастливой. Значит, мои родители не ошиблись…Мама и папа, спасибо вам за любовь, веру и красоту. Спасибо за свободу найти своё собственное счастье. Спасибо за свободу совершать свои ошибки и платить за них свою цену. Спасибо за то, что не вставали между мной и моей судьбой. Спасибо за силу. Спасибо за мир безграничных возможностей. Спасибо за жизнь. Ом….

Настя Михеева, психолог — сексолог г. Москва.

© Настя Михеева, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.

Тест-исследование женской сексуальности с бесплатной расшифровкой результатов
2022-12-08T15:17:31+03:00


Сайт предназначен только для лиц старше 18 лет